Катюша на трибунале

<Воскресение>, режиссеры братья Тавиани

Известно, что показы фильмов, участвующих в конкурсной программе любого фестиваля, обязательно должны быть мировыми премьерами. Объективная реальность такова, что наиболее актуальные и востребованные режиссеры по-прежнему предпочитают в этом смысле Канны, Берлин и Лос-Анджелес. Поэтому нам в конкурсную программу, как правило, достаются ленты пусть и неплохие, но совсем не первого эшелона. Качественно снятый, но по-хорошему скучный фильм братьев Тавиани едва ли вызвал бы интерес на каком-то другом фестивале, однако на ММКФ ему самое место. Наш, что называется, размер. В этом году <Воскресение> вряд ли будет призвано лучшим фильмом. Парадокс в том, что во времена СССР у него имелись бы все шансы. Идеологическая линия, в отличие от любовной, проработана в картине необыкновенно четко (от пахотных бабушек до ярких картинок из быта политических заключенных) и пришлась бы очень ко двору в Москве 70-х. Крестьянский граф Лев Николаевич по версии братьев Тавиани был порядочный диссидент и бунтовщик.

В России к иностранным экранизациям отечественной литературной классики относятся с особенным трепетом. В основе этого трепета присутствует, конечно, определенный букет комплексов, толкающий в других случаях на остервенелую гордость за российский балет, талантливых провинциальных хакеров, гангстеров, поэтов-лауреатов, хороший чугун, Белку и Стрелку etс. В последнее время у нас не так уж много конвертируемых предметов национальной гордости, мы ими не разбрасываемся и с большой чувствительностью отслеживаем судьбы достояния на международном рынке. Главные классические романы для русских - как выпорхнувшие из семейного гнезда и сделавшие удачную карьеру в далеких краях дети, за каждым шагом которых с критической нежностью подслеповато наблюдают из покосившейся избы старики-родители.

Претензий, как правило, высказывается две. Первая - непростительное снижение экранной планки по отношению к гениальному оригиналу, топорная коммерческая обработка, в результате которой популярная метафизика оборачивается тупой чувственностью, а обаятельная витиеватость русской души - побочным эффектом неумеренного потребления водки. Россияне сдержанно отнеслись к <Лолите> Кубрика и не приняли новейшую экранизацию набоковского бестселлера, осуществленную Эдрианом Лайном. <Защита Лужина> скорее понравилась, но чересчур самоуверенная жена шахматиста, успешно доигрывающая за исчезнувшего Лужина роковую партию была расценена как явный перебор. Суть второй причины для недовольства не менее важна. Это всякого рода клюква, без которой в большей или меньшей степени не обходится ни одна экранизация. Клюква бывает разной - от исполнения английском <Евгении Онегине> модного романса начала прошлого века, которого герои Пушкина никак не могли знать, до тошнотворных кокошников - но раздражает она всегда.

В <Воскресении> всего этого в меру (в <Сибирском цирюльнике> русского режиссера Михалкова клюквы куда больше). Заметно, что братья Тавиани искренне любят Толстого (по его книгам они поставили картины <И свет во тьме светит> и <Отец Сергий>) и к материалу относятся бережно и педантично, стараясь по возможности не упускать деталей. Об этом говорит уже то, что фильм длится три с лишним часа. Однако действие первых двух лент было адаптировано и перенесено на итальянскую почву, а <Воскресение> снят в России и о России. Что, естественно, аукнулось нюансами. Мерзкий дубляж в фестивальных фильмах отсутствует, и замечательно слышно, как тюремный смотритель, заходя в общую камеру, сурово, но в тоже время как-то очень по-домашнему провозглашает: <Катюша, на трибунале!>. <Бонжорми, сеньор Нехлюдов!> - приветствуют барина крепостные в на совесть помятых сарафанах и косоворотках. Представители высшего света коротают летний досуг, не по веку изящно катаясь по кругу на роликовых коньках, а в хозяйстве либерального помещика заведено пахать землю не на скотине, а почему-то на самых ветхих и престарелых старушках. В этом упоре на ничем не мотивированную жестокость видится изящный привет то ли от Сорокина, то ли от де Сада.

К соответствию сюжету, в общем, почти не придерешься, но есть другая проблема - довольно неудачный подбор актеров. Малахольному Тимоти Пичу надобно играть не князя Нехлюдова, который, несмотря на свои терзанья, все-таки в прошлом опытный соблазнитель, игрок и вояка (портрет Льва Николаевича в юности), а князя Мышкина. Отсюда не вполне понятно, что уж такого нашла в этом господине Катюша Маслова. Исполнительница главной роли Стефания Рокка сначала внимательно прочитала роман, а потом в процессе натурных съемок пообщалась с питерскими проститутками. В итоге классические и современные реалии в сознании актрисы изрядно перемешались, что и отразилось удивительным образом на ее игре. Короче, что для итальянца пылкая страсть, для русского - пустая докука и неясное томление (хотя исторически считается, что как бы наоборот).

Сергей Синяков